И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ

Добравшись до Алма-Аты, Марьям сначала стала научным сотрудником Института языкознания и литературы, потом редактором газеты, там проявился ее творческий талант поэтессы.

В годы Великой Отечественной войны стихи Марьям Хакимжановой публикуются на страницах фронтовых и республиканских газет, журналов. Именно, благодаря стихам мои дедушка и бабушка нашли ее через много лет. Прочитав проникновенные стихи о женской судьбе и ее фамилию под ними в одном журнале, они обрадовались, что она жива, что живы дети. Словно для них со страницы журнала «Женщины Казахстана», подруга рассказывала о своей любви, о своей доле, о своей боли:

Я в этот день ловлю себя на том,Что жду опять с утра кого-то в дом.Дверь отворю и погляжу с порога,Нет никого – безжизненна дорога.И жизнь опять проходит предо мной,Жизнь без тебя, мой милый, мой родной,Я в смерть твою поверить не сумела,Хоть и в иное верилось несмело —Я бережно, как ночью вдоль селаЛюбви лучину чистую несла.Я без тебя жила на белом свете,Но не были в сиротстве наши дети.

Дедушка написал письмо в редакцию этого журнала на имя Марьям и вскоре пришел ответ от нее самой. В нашей семье радости не было предела.

Многое учит нас. Эти страшные времена научили народ скрывать свое прошлое, научили становиться одинаковыми, серыми, неприметными… «винтиками».

Потомкам Дербысалы можно было бы гордиться прошлым дедов, но никак не стесняться. У моей Кукен – аже вылетали иногда замечания в мой адрес: «Не ставь руки в бок, мы так не делаем! Громко не разговаривай, люди нашего сословия говорят тихо. Повышать тон – это неприлично и не принято в нашем обществе! Нельзя быть любопытной и пристально разглядывать людей, это плохая привычка.» Письма своим детям и мне она писала на латинице. Это удивляло моих однокурсниц, у некоторых бабушки не только не знали этот алфавит, но и вовсе были неграмотными.

На ее замечания я спрашивала: «Что значит „наше сословие“? Какое у нас сословие?» – в такие моменты она сразу переводила разговор.

Бормотание и крики пьяного соседа по полке вернули меня в реальность. На одной из станций уже за Самарой, крупного мужчину лет тридцати занесли и положили на полку провожавшие друзья. Проводы дались на славу, из обрывков его фраз, сказанных во сне, стало понятно, что он отдыхал в мужской компании, кто-то погорячился и дело закончилось дракой, в тот момент, когда он пинал невидимого противника, он упал сначала на девушку, мирно спавшую на нижней полке, потом на пол. Поднявшись с пола, мужчина, качаясь, ушел в туалет. Вагон спал, вчерашний ФМСник тоже, а перепуганная насмерть девушка посмотрела на меня и попросила посидеть с ней, пока сосед не ляжет спать.

Я спустилась, чтобы успокоить бедную девочку. Представившись, спросила, как ее зовут и откуда она родом. Оказалось, что она оренбурженка, но сейчас студентка одного московского ВУЗа, зовут Аленой. Родители несколько лет работают в Москве, а потом забрали и ее. Я рассказала ей о себе, что 20 лет работала учителем, имею еще журналистское образование, владею немецким, а теперь еду на заработки в столицу. Я искренне делилась с незнакомой девочкой своими страхами, например, что боюсь в 40 лет начинать жизнь с нуля. Хотя есть, на всякий случай, запасной вариант: работать журналистом в маленькой газете. Рассказала ей о своей неуверенности в будущем: оставшись без квартиры, смогу ли я заработать на покупку жилья. Моя уверенность была лишь в том, что в школу идти мне пока не хотелось! Я в первый раз делилась с незнакомым человеком тем, что меня больше всего тогда волновало.

Алена решила меня поддержать: «Самое главное – не опускать руки! Будет трудно. Мы многим землякам помогали закрепиться в Москве, но не у всех это получается. Здесь характер нужен! Я слышала Ваш разговор с соседом, думаю, у Вас он есть, и у Вас все получится!» «Спасибо, Алена! У тебя интересная внешность, вижу есть черты разных национальностей, даже не пойму, кто ты,» – полюбопытствовала я. Девушка засмеялась: «Да, у нас так все смешалось: бабушка – цыганка, мама – татарка, папа и дедушка – русские.» Теперь уже улыбнулась я: «Вот поэтому, ты – самая русская из всех! Получилось очень красиво! Забавно, женихов, наверное, куча? «Она, смущаясь, рассказывала мне: «Ой, даже некогда о них подумать. Я же еще и подрабатываю, утром учусь, вечером работаю. Откуда женихи появятся при таком графике? Вот у меня одноклассница тоже в Москве учится, уже нашла себе «папика», который ей квартиру снял, обещает даже ее купить. Подарки, рестораны, Мальдивы». «Ты же понимаешь, что все это временно, не стоит ей завидовать. Сосед, вроде бы, лег спать, ложимся и мы. Спокойной ночи!» – сказав это, я поднялась к себе. «И Вам спокойной ночи, тетя Дана!» – пожелала мне девушка.

Я лежала, отвернувшись от реального мира, вновь уходя в мир воспоминаний. Эта черноглазая девочка мне напомнила мою дочь, по которой я безумно скучала. В детстве Лаура была озорной девочкой, она внимательно слушала, о чем говорили старшие, многое старалась понять и это не было праздным любопытством, в ее маленькой голове рождались интересные выводы, мне вспомнился один из таких случаев, который мы с отцом вспоминали позже со смехом.

К бабушке Лиде, живущей по соседству, приехала внучка Оля, которая подружилась с Лаурой. Обеим девочкам было по пять лет, они играли на куче песка у соседского забора. Рядом стояла скамейка, на которой сидели Олина бабушка, ее соседка Шура и дед Сеня. Они обсуждали соседку, живущую напротив них, неугомонную Севостьяниху, так называли в селе шестидесятилетнюю женщину по фамилии Севостьянова, которая каждый год после смерти мужа выходила замуж, и на нашей памяти это уже был, наверное, шестой ее избранник.

Моя дочь из разговора бабушек уловив «ценную информацию», решила поделиться со мной и прибежала запыхавшаяся домой. Я в это время гладила белье в комнате. «Мама, Севостьяниха вышла замуж» – с порога кричала дочь. «Это она тебе сказала?» – спросила ее я. «Нет, баба Лида и баба Шура говорили» – растерянно проговорила моя дочь. «Сплетничать – нехорошо, запомни, никогда не слушай разговоры взрослых и не повторяй, пожалуйста, то, что слышишь. Это некрасиво!». «Я просто хотела у тебя спросить. Что она теперь старого ребенка родит?» – пытливо заглядывало в глаза, и ждало моего ответа маленькое солнце. Мне трудно было сдерживать смех, но я еле выдавила из себя: «По-че-му?». Мой ребенок начал логически выкладывать ход своих мыслей: «Она выходит замуж. У всех, кто вышел замуж – рождаются дети, а так как она старая, то ребенок должен получиться старым». Хватаясь за живот от накатившего на меня приступа смеха, отвечала: «Солнышко, у старых женщин, даже если они выходят замуж, дети уже не родятся.»

Наконец наступило утро, проснулись пассажиры, началась их беготня по вагону. Я все еще лежу на своей полке. Сосед с нижней полки, который вчера ругался со мной, пошел в туалет и вернулся. Не находя себе места, он опять ушел в тамбур вагона. Через некоторое время, вероятно, покурив, вернулся. Лицо у него было озабоченное, обеспокоенное. Лежа на спине, боковым зрением наблюдала за его метаниями.

Подойдя к своей полке не садится, а смотрит на меня. Молчит. О чем-то думает. Наконец, не зная, как ко мне обратится, он решил дотронуться до моего плеча. Не поворачиваясь к нему, я резко спросила его: «В чем дело? Что Вы хотели? Опять ФМС вызываете?» Превратившись в мягкого и пушистого, виновато улыбаясь, словно заискивая, сказал: «Доброе утро! Не могли бы Вы спуститься? Я хотел бы с Вами поговорить.» «Мы вчера „любезно потрещали“, мне этого хватило. Тем более, что с националистами мне говорить не о чем» – огрызнулась я. «Простите меня, пожалуйста, был пьян, и наговорил лишнего. Я – не националист, родился и вырос в Орске, всегда дружил с казахами, не знаю, что на меня нашло. Просто, мне показалось, что Вы – узбечка.» – мямлил вчерашний герой. «Странно, а какая разница? Вы не уважаете нас одинаково. Я, действительно, знакома лично с Вашим руководством, это не было враньем, но не позорьтесь и не унижайтесь! Не в моих правилах, „стучать“ на кого бы то ни было. Не теряйте своего лица – жалкое зрелище! Вы же сейчас не искренне раскаиваетесь, а боитесь за свой зад. Противно на это смотреть! Простите, Вы – неприятный человек, я не хочу с Вами разговаривать» – неоднократно повторенное ему «Вы», «Вами», «Ваши», как пощечины хлестали его по щекам, заставляя опускать глаза.

Спустившись со своей полки, гордо подняв голову, я пошла умываться. Это была моя маленькая победа. Я не могу изменить мир, но могу перевоспитать хотя бы одного человека, и это станет началом хороших перемен!

Глава 2

Я сидела на чужой боковой полке, которая оказалась свободной, открыла журнал и начала разгадывать кроссворд. С моего места хорошо просматривалось соседнее купе, где сидели симпатичный парень лет 30-ти, двадцатилетняя красавица и маленькая хрупкая молодящаяся дама 45-ти лет, краем глаза я наблюдала за тем, что происходит.